Дивильковские

В конце мая и начале июня девятиклассники сдавали годовые испытания. После каждого испытания группа учеников 9-го «Б» — Игорь, Олег, Юра, Дина и еще несколько мальчиков и девочек — отправлялись за город гулять и купаться. Иногда ездили в Серебряный бор, чаще — на дачу к Ирине. Родители Иры снимали полдома у какой-то бабки в недальней деревушке под Москвой, и там можно было, искупавшись в пруду, подкрепиться яичницей и парным молоком, потанцевать под патефон на веранде и даже остаться переночевать, если на следующее утро не нужно было идти на консультации в школу.

В один из таких приездов, когда все собрались на пруд купаться, Ирина попросила Юру остаться и помочь ей прибраться на кухне — вечером должны были приехать из Москвы ее родители.

Юра согласился — внешне сдержанно-равнодушно, но в душе ликуя: уже несколько месяцев, с весенних каникул, он испытывал постоянную потребность быть рядом с Ирой, смотреть на нее, говорить с ней – самой лучшей, самой красивой, самой желанной девушкой в их классе.

Да что там в классе — во всем мире!

Никто не знал, сколько часов он потратил, сколько страниц исписал, пытаясь выразить в стихах чувство, которое он сам для себя уже твердо определил, как любовь к Ирине… Он жадно ловил малейшие признаки, которые, как ему казалось, говорили об ответном чувстве — взгляд, слова, обращенные Ирой только к нему одному, — а их становилось все больше.

Юра жил теперь почти исключительно ожиданием того особенного, небывалого еще в его жизни момента, когда это откроется между ними, когда он найдет возможность признаться ей, а она ответит ему — чувством на чувство, нежностью на нежность, любовью на любовь, — и все в мире вдруг переменится, жизнь обретет новый, другой, настоящий смысл… И вот она попросила его остаться с ней: именно его, а не Олега, не Игоря, — выделив его, таким образом, из всех, давая, быть может, понять, что тот самый момент приближается!

Вдвоем они быстро закончили уборку на кухне, собрав и выбросив на помойку остатки прошедших трапез, перетерев посуду и вымыв полы. А потом Ирина сказала: «Если хочешь, пойдем погуляем, пока наши не вернулись».

… Ирина раздвинула ветки и вышла на поляну. Высокая, некошеная и немятая трава шуршала еле слышно, касаясь ее ног и склоняясь перед ними. Юра шел сзади и, как завороженный, следил за этим движением, испытывая еле сдерживаемое желание упасть на колени и, как трава, губами коснуться ног девушки. — «Ну, вот мы и пришли на «мою» поляну, — сказала Ира. — Замечательное место, правда? И, что самое главное, здесь этим летом, по-моему, не было, кроме меня, ни одной живой души. Я ни разу не видела здесь ничьих следов, кроме моих собственных».

— А теперь я нарушил твое «тэт-а-тэт» с этой поляной.

— Ничего, я об этом не жалею. Я по этому случаю передаю тебе это местечко. Из рук в руки. Владей!

— Нет, зачем же! Мы можем поделить власть или, еще лучше, царствовать вместе.

— Пожалуйста, я согласна. Где наш трон? Иди, садись сюда, повелитель… Стой, Юра, не садись!

— Что такое?

— Две ужасные вещи. Во-первых, мы чуть не сели на землянику. А, во-вторых, я испугалась, что кто-нибудь может совершить здесь государственный переворот. Так что давай лучше без монархии. А землянику давай съедим.

Юра нагнулся, сорвал землянику и протянул ее Ирине. Она улыбнулась ему и села на пенек, положив ногу на ногу и обхватив колено руками.

Ирина действительно была красивой девушкой: правильные черты лица, упрямый подбородок, карие глаза с лукавинкой и почти всегда приоткрытый в улыбке ротик. Она нравилась ему. Но разве красивые девушки — для таких, как он? Может быть, и он нравился ей — оригинальным умом, смелым обо всем суждением, остроумием и, конечно, умением писать неплохие стихи. Но, даже если и так, она все равно не станет напрашиваться на его любовь, кокетничать с ним — слишком гордая она девушка.

Вот и получается, как это часто бывает в жизни, думал Юра: происходит встреча, которая кончается, к сожалению, ничем, и люди, созданные друг для друга, проходят мимо один другого… Но потом, завтра или, может быть, послезавтра они опять встретятся, и тогда… Как грустно на душе и как радостно в то же время, а главное – как не хочется, чтобы что-нибудь менялось, чтобы прошло это мгновение, когда она вот так, улыбаясь, сидит перед ним, а он стоит и глядит на нее, и им обоим хорошо, и ничего не нужно ни убавлять, ни прибавлять!

— Ты предлагаешь «царствовать вместе». Тебе хорошо говорить. Но я, знаешь, в такие моменты не могу кривить душой. Если хочешь, будем друзьями, но уж по настоящему! – сказала Ира.

— Да! Будем друзьями!

— Хорошими друзьями!

И оба подумали: а, может быть, и больше, и посмотрели друг другу в глаза, но ничего особенного в них не прочитали. Тогда они взялись за руки — потому что они были, в сущности, еще детьми, им было всего — ей шестнадцать, ему — семнадцать, и пошли с поляны, как будто она исполнила свое предназначение и больше не была нужна. И птицы пели им вслед, а цветы, задетые их ногами, одобрительно кивали лиловыми, оранжевыми и голубыми головками.

Но вдруг девушка остановилась и сказала: — Не будем только никому ничего говорить! Они не поймут.

А когда подходили к даче, Ира попросила: — Юра, напиши стихотворение про нас с тобой, ладно? — Хорошо, — ответил Юра.

Через неделю, во время последней консультации в школе, он передал ей сложенный вчетверо листок. Развернув его, Ирина прочитала: